Рыжий кот и коллекция баек впридачу.
Пишет Шу-кун:
Охотник за смертью
Охотник за смертью
— Вы о самоубийстве не думали?
— Нет.
— Подумайте.
Хороший совет от хорошего человека. Последовал ему бессмертный и неуязвимый, и самоуничтожился. Потому что желания выполнять он действительно умел и искренне пожелал самому себе не быть.
Вот молодец.
Даже как-то обидно. А пугали: Жрец, Жрец…
— Да тебе-то можно, — проворчал Орнольф, смерив его насмешливым взглядом, — ты у нас красавчик — хоть одетый, хоть раздетый. Тебя, говорят, не отец с матерью делали, сам знаешь, чем, а боги. Руками, — уточнил он, чтобы разрядить вдруг возникшее напряжение.
— И каждый год будешь ты рожать змей. Из шкур, которые они сбросят, ты сошьешь мне плащ и только тогда освободишься, когда закончишь эту работу. Но избави тебя боги, Жирный Пес, убить хоть одного из своих детей. Да будет так!
Разом он вложил в проклятье все силы. Покачнулся, но устоял на ногах. И отвернулся к лесу, слыша за спиной по-детски изумленное:
— Как это, рожать?
— А как получится, — устало уронил Альгирдас.
— А-альгирда-ас, — этак, по-ихнему, протяжно, как смола с кедра течет…
И готов свирепый Хельг, Паук Гвинн Брэйрэ: хоть так ешь, хоть на хлеб намазывай.
Орнольф говорил, что некоторые самоуверенные дураки настолько много мнят о себе, что постоянно попадают в неприятности. И вытаскивать упомянутых дураков из этих неприятностей нет никакого смысла, потому что они, дураки, ничему не учатся и снова скребут себе на хребет.
Когда он это говорил, то даже лицо многозначительное не делал, потому что и так понятно было, о ком идет речь
— Странный ты человек, Касур. Почему кто-то становится призраком? Потому что плохо умер или был лишен правильного погребения. Или очень не хотел умирать.
— Я тебя искал…
— Шестьдесят лет? — недоверчиво хмыкнул призрак. — Обыскался, бедняга.
— Шестьдесят?! — изумленно переспросил Орнольф. — Ты прожил здесь так долго?
— Прожил… Хм-м. Ну можно сказать и так.
— Подожди, — рыжий тряхнул головой и огляделся, — тут есть на чем сидеть?
— У тебя, Касур, всегда есть на чем сидеть, — развеселился Паук, — при себе имеется. Хотя, конечно, пол холодный, еще простудишься.
Орнольф сердито рыкнул и уселся на ступеньку лестницы.
— Я правильно понял, что ты здесь не жил, а умер, причем давно?
— Правильно.
— Слушай, я, конечно, всегда знал, что ты мастер выкидывать всякие фокусы… — Орнольф озадаченно взъерошил короткие волосы, — от тебя всего можно ожидать, но… нет. Не понимаю. Как Сенас оказался в твоем теле? И почему ты бродишь здесь тенью отца Гамлета? И что не так с часовней? Где она?
Но тут не удержалась от вопроса, причем вполне искреннего, нисколько не имея в виду глупо пошутить или сказать гадость:
— Орнольф, ты поэтому сказал, что фикус тоже сойдет?
Издав странный звук, Альгирдас выронил справочник. В огромных глазах его изумление мешалось с сомнением. Он перевел беспомощный взгляд с Маришки на Орнольфа и тихо, жалобно спросил:
— Я все правильно понял?
Орнольф, сжав губы, сверлил взглядом пол, стараясь дышать глубоко и ровно. Он силился заговорить, но что-то мешало ему выдавить хотя бы слово.
— Рыжий… — неуверенно позвал Альгирдас.
И это стало последней каплей.
Маришка впервые увидела, как Орнольф смеется. Хохочет. Плачет от смеха. Громыхает, как сходящая с гор лавина.
Ой, мамочки! Ей захотелось спрятаться, чтобы волна заразительного, огненно-рыжего веселья не смела ее вместе со стеной.
— Никогда еще… — великан задохнулся и замотал головой, силясь справиться с приступами смеха, — никто… не сравнивал Хельга с фикусом… Эйни…
— Заткнись!
— Никто и никогда еще не терял голову от любви к фикусам. Я же говорил тебе, она привыкнет.
— Заткнись! Тин асву!* [Ослиная задница]
Нерешительно, опасаясь привлечь к себе лишнее внимание, Маришка покосилась на Альгирдаса. Он уже злится? Орнольф успеет, если что, остановить…
Паук свернулся в своем кресле, кусая нижнюю губу и изо всех сил обхватив руками колени. Поймав взгляд Маришки, он слабо застонал и ткнулся в колени лбом, вздрагивая от смеха.
— Рыжий… сделай что-нибудь… с этим. Я же… злой. Я…
— Страшный! — грохотал Орнольф. — Свирепый и беспощадный! Ты непременно сотрешь нахалку в порошок. Непременно. Только попозже, да?
— У-у-у… Ненавижу!
А также присматривал за змеевым сыном, безуспешно пытаясь предугадать его действия.
Ага! Если не считать его последней стычки по дороге в Поместье. В одиночку против пятерки демонов. Мальчик пытается лечить раненое самолюбие — это вполне понятно, но почему за счет нервных клеток Орнольфа?! И главное, каким образом убийство демонов поможет ему адаптироваться среди людей?
— Ребята, вы что… э-э… геи?
Паук вскинул на Орнольфа вопросительный взгляд.
— Все думали, что они братья, — объяснил ему датчанин, — а они просто любили друг друга.
И сразу видно, кто тут старший и главный, а кто младший и рулит главным как хочет
«Все в порядке, — завибрировала, натянувшись, невидимая нить между ней и Альгирдасом, — так всегда бывает, когда Артур думает…»
Он улыбнулся ей, на сей раз ободряюще. Маришка пока еще не умела так же молча разговаривать, поэтому лишь хмыкнула про себя. Похоже было, что думал Артур нечасто.
Зато основательно.
Кто бы мог подумать? По всем правилам большой и могучий викинг должен быть героем и защитником, а красивый и нежный эльф — плести чары и показывать врагам неприличные жесты у него из-за спины.
Паук в своем репертуаре — рассвирепел и ушился подальше. Маленький засранец…
Это, не говоря о мягком «сын мой», что в устах молодого, здоровенного как дуб парня звучало минимум издевательски.
Маришка немедленно вспомнила старую присказку о том, что рабочий день сокращает жизнь на восемь часов, и подумала, что от зомбирования-то сплошная польза.
«Альгирдас…»
«Чего тебе, ребенок?» — немедленно отозвался Паук.
Слава богу, он еще не спал!
«Я вас ни от чего не отвлекла?»
«Нас? — с бесподобной интонацией переспросил Альгирдас. — Нет, «нас» ты не отвлекла. Орнольф спит, если тебя это интересует. А вот почему ты до сих пор не в постели?»
«Не с кем», — Маришка вздохнула.
Судя по молчанию с другой стороны, Альгирдас переваривал услышанное.
«Я домой хочу, — сообщила Маришка, — а за руль мне нельзя. И что делать?»
«Что значит, не с кем?!»
Хм, похоже, у паутинной связи тоже случались проблемы со скоростью.
Альгирдас в роли дуэньи — это было так забавно! Альгирдас, каждый жест, каждый взгляд которого вызывает томление чувств и мурашки на коже, он, знающий о сексе и пороке все, что знают люди, и еще столько же сверх того, беспокоится из-за одной невинной шутки…
Сумасшедший дом! Сумасшедший фейри. Медленно едущая крышей чародейка. Один Орнольф нормальный, и тот — гей. Ой, мамочки, ну и жизнь у тебя, лейтенант Чавдарова!
Вообще никого не нашли. Ни одного живого или мертвого человека.
Зато в столовых сиял хрусталь, и исходили паром изящно сервированные для раннего завтрака блюда, а в курительных тлели в пепельницах сигары. Кресла у карточных столов еще хранили тепло только что сидевших в них игроков. И теплыми были пустые постели… Только в судовом журнале, на последней странице, стремительным легким почерком сделана была странная запись:
«Рыжий — зараза!» — безапелляционно гласила она.
Пятнадцать вампиров выведены из строя за две минуты. Недурно для не пойми кого, не пойми откуда, с голыми руками и босиком!
URL комментария
22.09.2010 в 00:57
Охотник за смертью
Охотник за смертью
— Вы о самоубийстве не думали?
— Нет.
— Подумайте.
Хороший совет от хорошего человека. Последовал ему бессмертный и неуязвимый, и самоуничтожился. Потому что желания выполнять он действительно умел и искренне пожелал самому себе не быть.
Вот молодец.
Даже как-то обидно. А пугали: Жрец, Жрец…
— Да тебе-то можно, — проворчал Орнольф, смерив его насмешливым взглядом, — ты у нас красавчик — хоть одетый, хоть раздетый. Тебя, говорят, не отец с матерью делали, сам знаешь, чем, а боги. Руками, — уточнил он, чтобы разрядить вдруг возникшее напряжение.
— И каждый год будешь ты рожать змей. Из шкур, которые они сбросят, ты сошьешь мне плащ и только тогда освободишься, когда закончишь эту работу. Но избави тебя боги, Жирный Пес, убить хоть одного из своих детей. Да будет так!
Разом он вложил в проклятье все силы. Покачнулся, но устоял на ногах. И отвернулся к лесу, слыша за спиной по-детски изумленное:
— Как это, рожать?
— А как получится, — устало уронил Альгирдас.
— А-альгирда-ас, — этак, по-ихнему, протяжно, как смола с кедра течет…
И готов свирепый Хельг, Паук Гвинн Брэйрэ: хоть так ешь, хоть на хлеб намазывай.
Орнольф говорил, что некоторые самоуверенные дураки настолько много мнят о себе, что постоянно попадают в неприятности. И вытаскивать упомянутых дураков из этих неприятностей нет никакого смысла, потому что они, дураки, ничему не учатся и снова скребут себе на хребет.
Когда он это говорил, то даже лицо многозначительное не делал, потому что и так понятно было, о ком идет речь
— Странный ты человек, Касур. Почему кто-то становится призраком? Потому что плохо умер или был лишен правильного погребения. Или очень не хотел умирать.
— Я тебя искал…
— Шестьдесят лет? — недоверчиво хмыкнул призрак. — Обыскался, бедняга.
— Шестьдесят?! — изумленно переспросил Орнольф. — Ты прожил здесь так долго?
— Прожил… Хм-м. Ну можно сказать и так.
— Подожди, — рыжий тряхнул головой и огляделся, — тут есть на чем сидеть?
— У тебя, Касур, всегда есть на чем сидеть, — развеселился Паук, — при себе имеется. Хотя, конечно, пол холодный, еще простудишься.
Орнольф сердито рыкнул и уселся на ступеньку лестницы.
— Я правильно понял, что ты здесь не жил, а умер, причем давно?
— Правильно.
— Слушай, я, конечно, всегда знал, что ты мастер выкидывать всякие фокусы… — Орнольф озадаченно взъерошил короткие волосы, — от тебя всего можно ожидать, но… нет. Не понимаю. Как Сенас оказался в твоем теле? И почему ты бродишь здесь тенью отца Гамлета? И что не так с часовней? Где она?
Но тут не удержалась от вопроса, причем вполне искреннего, нисколько не имея в виду глупо пошутить или сказать гадость:
— Орнольф, ты поэтому сказал, что фикус тоже сойдет?
Издав странный звук, Альгирдас выронил справочник. В огромных глазах его изумление мешалось с сомнением. Он перевел беспомощный взгляд с Маришки на Орнольфа и тихо, жалобно спросил:
— Я все правильно понял?
Орнольф, сжав губы, сверлил взглядом пол, стараясь дышать глубоко и ровно. Он силился заговорить, но что-то мешало ему выдавить хотя бы слово.
— Рыжий… — неуверенно позвал Альгирдас.
И это стало последней каплей.
Маришка впервые увидела, как Орнольф смеется. Хохочет. Плачет от смеха. Громыхает, как сходящая с гор лавина.
Ой, мамочки! Ей захотелось спрятаться, чтобы волна заразительного, огненно-рыжего веселья не смела ее вместе со стеной.
— Никогда еще… — великан задохнулся и замотал головой, силясь справиться с приступами смеха, — никто… не сравнивал Хельга с фикусом… Эйни…
— Заткнись!
— Никто и никогда еще не терял голову от любви к фикусам. Я же говорил тебе, она привыкнет.
— Заткнись! Тин асву!* [Ослиная задница]
Нерешительно, опасаясь привлечь к себе лишнее внимание, Маришка покосилась на Альгирдаса. Он уже злится? Орнольф успеет, если что, остановить…
Паук свернулся в своем кресле, кусая нижнюю губу и изо всех сил обхватив руками колени. Поймав взгляд Маришки, он слабо застонал и ткнулся в колени лбом, вздрагивая от смеха.
— Рыжий… сделай что-нибудь… с этим. Я же… злой. Я…
— Страшный! — грохотал Орнольф. — Свирепый и беспощадный! Ты непременно сотрешь нахалку в порошок. Непременно. Только попозже, да?
— У-у-у… Ненавижу!
А также присматривал за змеевым сыном, безуспешно пытаясь предугадать его действия.
Ага! Если не считать его последней стычки по дороге в Поместье. В одиночку против пятерки демонов. Мальчик пытается лечить раненое самолюбие — это вполне понятно, но почему за счет нервных клеток Орнольфа?! И главное, каким образом убийство демонов поможет ему адаптироваться среди людей?
— Ребята, вы что… э-э… геи?
Паук вскинул на Орнольфа вопросительный взгляд.
— Все думали, что они братья, — объяснил ему датчанин, — а они просто любили друг друга.
И сразу видно, кто тут старший и главный, а кто младший и рулит главным как хочет
«Все в порядке, — завибрировала, натянувшись, невидимая нить между ней и Альгирдасом, — так всегда бывает, когда Артур думает…»
Он улыбнулся ей, на сей раз ободряюще. Маришка пока еще не умела так же молча разговаривать, поэтому лишь хмыкнула про себя. Похоже было, что думал Артур нечасто.
Зато основательно.
Кто бы мог подумать? По всем правилам большой и могучий викинг должен быть героем и защитником, а красивый и нежный эльф — плести чары и показывать врагам неприличные жесты у него из-за спины.
Паук в своем репертуаре — рассвирепел и ушился подальше. Маленький засранец…
Это, не говоря о мягком «сын мой», что в устах молодого, здоровенного как дуб парня звучало минимум издевательски.
Маришка немедленно вспомнила старую присказку о том, что рабочий день сокращает жизнь на восемь часов, и подумала, что от зомбирования-то сплошная польза.
«Альгирдас…»
«Чего тебе, ребенок?» — немедленно отозвался Паук.
Слава богу, он еще не спал!
«Я вас ни от чего не отвлекла?»
«Нас? — с бесподобной интонацией переспросил Альгирдас. — Нет, «нас» ты не отвлекла. Орнольф спит, если тебя это интересует. А вот почему ты до сих пор не в постели?»
«Не с кем», — Маришка вздохнула.
Судя по молчанию с другой стороны, Альгирдас переваривал услышанное.
«Я домой хочу, — сообщила Маришка, — а за руль мне нельзя. И что делать?»
«Что значит, не с кем?!»
Хм, похоже, у паутинной связи тоже случались проблемы со скоростью.
Альгирдас в роли дуэньи — это было так забавно! Альгирдас, каждый жест, каждый взгляд которого вызывает томление чувств и мурашки на коже, он, знающий о сексе и пороке все, что знают люди, и еще столько же сверх того, беспокоится из-за одной невинной шутки…
Сумасшедший дом! Сумасшедший фейри. Медленно едущая крышей чародейка. Один Орнольф нормальный, и тот — гей. Ой, мамочки, ну и жизнь у тебя, лейтенант Чавдарова!
Вообще никого не нашли. Ни одного живого или мертвого человека.
Зато в столовых сиял хрусталь, и исходили паром изящно сервированные для раннего завтрака блюда, а в курительных тлели в пепельницах сигары. Кресла у карточных столов еще хранили тепло только что сидевших в них игроков. И теплыми были пустые постели… Только в судовом журнале, на последней странице, стремительным легким почерком сделана была странная запись:
«Рыжий — зараза!» — безапелляционно гласила она.
Пятнадцать вампиров выведены из строя за две минуты. Недурно для не пойми кого, не пойми откуда, с голыми руками и босиком!